Сергей Накаряков
Sergey Nakaryakov День рождения: 10.05.1977 года |
Я нашел свой инструмент
Кто он на самом деле: «вундеркинд», «виртуоз», или просто талантливый, умный музыкант, влюбленный в музыку и в свой инструмент — трубу?
Автор: Тамара Унанова
В прессе его называют «Паганини трубы», «исключительным талантом», «нашим волшебником».
Родился 10 мая 1977 года в Горьком (Нижнем Новгороде), в музыкальной семье. Учился в 8-й музыкальной школе г.Горького по классу фортепиано у Л.В.Шпунгиной. После случившейся в 1986 году автоаварии оставил занятия фортепиано и стал учиться игре на трубе под руководством своего отца — пианиста, мечтавшего о карьере трубача. Все годы занимается с отцом, Михаилом Накаряковым, который сопровождает сына во всех его гастрольных поездках. В 1991 году вместе с родителями выехал в Израиль, с 1996 года живут во Франции. Гастролирует во многих странах Европы, в Японии. Много записывается на студиях грамзаписи. В Эстонии выступал впервые.
Кто он на самом деле: «вундеркинд», «виртуоз», или просто талантливый, умный музыкант, влюбленный в музыку и в свой инструмент — трубу?
«Это просто чудо: огромный талант и при этом необыкновенная скромность». Это мнение маэстро Эри Класа я услышала на следующий день после концерта в Пылтсамаа, где Сергей Накаряков в сопровождении Эстонского государственного симфонического оркестра под управлением Эри Класа исполнил скрипичный концерт ре минор Ф.Мендельсона в переложении для трубы с оркестром. Несколькими днями раньше он играл в Таллинне в концертном зале «Эстония» разнообразную и интересную программу, исполняя вместе с немецким пианистом и органистом Мартином Ростом на трубе и флюгельгорне сочинения Вивальди и Верачини, Перселла и Генделя, Ф.Вебера и Арбана… Без преувеличения можно сказать, что концертный зал «Эстония», слышавший многих выдающихся исполнителей, такого исполнения на трубе известных и не очень известных произведений еще не слышал.
— Как вам игралось?
— Мне было очень приятно здесь играть. Прекрасный зал с хорошей акустикой, и публика здорово приняла, очень-очень тепло. В Таллинне я ни разу не был, и мы были приятно удивлены: Tаллинн — потрясающе красивый город.
— И это при том, что вам довелось чуть не полмира объездить.
— Действительно, я был в очень многих странах, но у Таллинна есть что-то свое, чего не встретишь в других местах.
— А из тех мест, где вы выступали, где публика более вас вдохновляет?
— Скорее это европейская публика, которая не стесняется показывать свои эмоции. Американцы, конечно, тоже. А вот в Японии другие традиции: аплодировать они стесняются, зато после концерта ползала приходит за автографом.
— А Россия, родная Россия?
— В России в последнее время я играю нечасто. Полтора и два с половиной года назад у меня были концерты в Горьком (теперь Нижний Новгород) и Санкт-Петербурге. Очень тепло принимали.
— Как правило, музыканты, уезжающие за границу, скучают по российской публике. Вы не испытываете такого чувства?
— Вы знаете, среди публики иногда попадаются люди, которые довольно-таки ревностно относятся ко мне. Это мои коллеги-духовики. Особенно в родном городе.
— Ну, это, скорее, не ревность, а зависть…
— Наверно, в какой-то степени, да. Дело в том, что я в основном играю не традиционный репертуар для трубы, а произведения, которые для меня переделал отец. Аранжировки сочинений, написанных для других инструментов.
— Вам не хватает литературы, созданной для этого инструмента?
— Мне просто хочется играть музыку, которая мне нравится. на мой взгляд, она ничего не потеряет в сравнении с оригиналом, и это только обогащает трубный репертуар.
— Насколько для вас важен на концерте контакт с публикой?
— Очень важен, так как, когда чувствуешь, что публика поддерживает, это помогает.
— И тем не менее вы много времени уделяете и записям на грампластинки, где нет этого дыхания зала…
— Во время записи все равно идет контакт с музыкантами, с оркестром. Если дуэт «труба и фортепиано», то идет контакт с пианистом. Конечно, это гораздо труднее, так как не возникает того вдохновения, которое дает публика.
— А волнение перед концертом — несмотря на огромное число выступлений — вы все же испытываете?
— На этот вопрос в последнее время я отвечаю так. Если чувствуешь себя хорошо подготовленным к концерту, нет и причин волноваться. Хотя, с другой стороны, перед концертом есть какая-то… Даже не знаю, как это назвать… Когда выпьешь чашку крепкого кофе, что-то такое чувствуешь. Возбужденное состояние. Но вряд ли его волнением можно назвать. Это определенный стимул.
— Наверно, вы затруднитесь назвать количество своих выступлений. Но зато наверняка помните свое первое выступление на концертной эстраде?
— Конечно, помню. Мне было 9 с половиной лет, и я играл в Горьковской филармонии «Поэму» Фибиха и «Неаполитанский танец» Чайковского. Кстати, к этому времени еще года не прошло, как я стал заниматься на трубе. А меньше чем год спустя я сыграл Концерт для трубы с оркестром Арутюняна.
— Верно ли, что одна звукозаписывающая фирма заключила с вами бессрочный договор?
— Нет. Kогда мне было 14 лет, папа подписал контракт — я не был совершеннолетним — с немецкой фирмой грампластинок Teldec Classic Jnternational. Он продлился пять лет. Теперь пошел второй срок, так фирма захотела продлить контракт. Уже вышло шесть моих дисков, в конце ноября выйдет седьмой.
— Сергей, вы поразительно быстро делали успехи на этом инструменте. Впечатление такое, что вы всего добиваетесь играючи: и тонких нюансов, и виртуозного мастерства…
— Конечно, просто так с неба ничего не падает. Приходится заниматься, хотя не могу сказать, что занимался очень много. Все зависит от времени и обстоятельств. Если мне предстоит запись на компакт- диск, то могу заниматься в день 4-5 часов — два раза с перерывами. Но обычно я играю 1,5 часа утром и 1,5 часа вечером. Максимум. Но труба — тяжелый инструмент, и, естественно, каждый раз надо выкладываться.
— Признаться, мне трудно представить, как на трубе — в отличие, скажем, от фортепиано, можно играть пять-шесть часов.
— Есть, есть такие «выдающиеся» в этом плане студенты, которые занимаются очень-очень много. Правда, я не знаю, помогает ли им это или нет. Потому что, на мой взгляд, можно просто с ума сойти от этого. (Смеется).
— Сергей, знаю, что к трубе вы пришли волею обстоятельств…
— Отчасти, да.
— Только отчасти? Или вы считаете, что труба — ваш инструмент?
— B конечном счете я нашел свой инструмент. И должен сказать, что мне в этом смысле очень повезло. Я считаю, что талантов на самом деле в мире очень много, они просто не нaшли себя.
— Сколько вам было лет, когда вы начали заниматься музыкой?
— Шесть. Я начал учиться игре на фортепиано у Лады Владимировны Шпунгиной в восьмой музыкальной школе г.Горького. Дома со мной занималась мама, которая, надо признаться, заставляла меня это делать.
— Мама — музыкальный педагог?
— Нет, но она играла когда-то на скрипке в любительском оркестре, и в музыке хорошо разбирается. Она высиживала со мной часы, а я противился всеми силами и терпеть этого не мог. (Cмеется). Я вообще к фортепиано не подхожу, хотя обожаю этот инструмент — люблю его слушать. Но знаю, что это просто не «мое». Зачем же я буду портить музыку?
— Удивительное признание. А из других инструментов какой вам близок? Кроме трубы, разумеется.
— Виолончель. Мне очень нравится звук виолончели. И человеческий голос, конечно. Вот почему я играю очень много аранжировок из виолончельного и вокального репертуара. У меня есть даже отдельный компакт-диск с вокальной музыкой, переложенной для трубы моей сестрой-пианисткой. Есть записи переложений валторнового репертуара, кое-какие фаготные произведения, скрипичные.
— Владимир Спиваков, услышав вас, подарил вам трубу — об этом писалось в одном музыкальном журнале. Когда это было?
— Это было в 90-м году. В тот момент для меня это было очень важно, это сильно мне помогло. Он пригласил меня на свой фестиваль в Кольмаре, во Франции. Хотя об этом почти никто не знает. В свое время мы с ним довольно часто играли в России, да и во Франции.
— Вы ведь играли со многими выдающимися исполнителями, в том числе со знаменитой Татьяной Петровной Николаевой.
— Это было ее последнее исполнение фортепианного концерта Шостаковича. Раньше был такой фестиваль «Musik festival and sea», он проходил на корабле, в круизе по Средиземному морю. У нас сложились очень дружеские отношения, мы замечательно общались. Она хотела записать вместе диск в Москве. Но это не свершилось, к сожалению. (Т.Николаева умерла в 1993 году. — Т.У.)
Первый фортепианный концерт Шостаковича я играл с Женей Кисиным, играл и со своей сестрой. Но, пожалуй, самое памятное выступление с Мартой Аргерих.
— С этой феноменальной пианисткой? Как это случилось?
— Меня пригласили на музыкальный фестиваль в Швейцарии, где и состоялось это выступление. Это был концерт с оркестром Лионской оперы, дирижировал Кеннет Нагано. Мы играли Первый концерт Шостаковича для фортепиано, трубы и камерного оркестра. Конечно, я этого никогда не забуду.
— У вас есть любимые партнеры, с кем вы охотнее и чаще выступаете?
— С кем я часто играю, так это со своей сестрой. Она пианистка, училась в Московской консерватории у Веры Васильевны Горностаевой. Сейчас мы часто даем сольные концерты в Европе. В Японии почти каждый год. В следующем году у нас там будет 17 сольных концертов, пригласили на семь недель.
— Как часто вы даете концерты?
— Трудно назвать определенную цифру. Это зависит от менеджера, что-то — от моих личных желаний. Иногда есть периоды, когда я два месяца не выступаю. А иногда получается почти без перерывов. Конечно, надо, чтобы оставалось время готовить новый репертуар. Музыканту всегда надо расти. Да и отдыхать тоже когда-то надо.
— Кстати, Сережа, какие у вас увлечения?
— Трудно назвать что-то определенное, но я очень много играю в компьютерные игры… Да, я совсем не серьезный человек. А заразился этой «болезнью» от Гила Шахама, великолепного американского скрипача.
— А как вы к джазу относитесь? Ведь так много прекрасной джазовой музыки для трубы.
— Знаете, в мире столько джазовых музыкантов, совершенно потрясающих. Я не думаю, что что-то мог бы прибавить нового. У меня просто к этому нет таланта.
— И вы совсем ничего, даже для себя, не играете?
— Нет, совсем не играю. У меня огромная коллекция записей. Я обожаю джаз, он дает мне какую-то энeргию. Но я никогда не буду этим заниматься. Только классическая музыка. Во всяком случае пока у меня нет других планов.
— Есть ли у вас эталоны среди исполнителей?
— Из трубачей могу назвать Тимофея Матвеевича Докшицера, благодаря которому я начал играть на трубе. Когда я впервые услышал его пластинку с записями прелюдий И.С.Баха с органом, это меня потрясло. И я с тех пор нахожусь в этом мире.
— Он вас так заразил любовью к трубе?
— Да, он меня буквально заразил. Гениальный музыкант, потрясающая личность. Мы с ним знакомы. К сожалению, не прищлось много с ним встречаться. А последний раз мы с ним виделись пару месяцев назад. Если же говорить о моих любимых музыкантах, то это прежде всего Марта Аргерих, Миша Майский. А вообще трудно выделить кого-то, столько прекрасных музыкантов вокруг.
— Что для вас главное, когда вы играете?
— Самое главное — передать какие-то эмоции публике. Конечно, ты сам от этого получаешь колоссальное наслаждение.
— Вы уже не один год живете во Франции, есть ли у вас определенный круг близких вам по духу людей?
— Это очень трудно, и вряд ли пока возможно: я там с 93-го года. Но у меня подруга во Франции. И, пожалуй, на этом все заканчивается. Но у меня очень много знакомых по всему миру.
— Подруга — француженка?
— Француженка. Но она по-русски замечательно говорит.
— А вы по-французски?
— Я говорю по-французски, по-английски тоже.
— Кем вы себя чувствуете во Франции?
— Музыкантом. Так же, как везде.
— Гражданином мира? Можно так сказать?
— Можно. Запросто.